ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЦИФРОВЫХ ПЛАТФОРМ
Рашкован К.А.
1. Аннотация
В настоящем исследовании рассматриваются цифровые платформы с правовой точки зрения. В связи с отсутствием определение понятия “платформа” в российском праве, первая часть работы посвящена доктринальным и законодательным попыткам уловить суть этого явления.
Выясняется, что основным на сегодняшний день является экономическое понимание платформ, их целей и задач, а значит, точкой приложения усилий правоведов должна стать адаптация нормативно-правового регулирования к экономическим представлениям и догмам.
С экономической точки зрения в основе любой сети, как цифровой, так и традиционной, лежит масштабирование сетевого эффекта, суть которого можно вкратце понять так: чем больше пользователей, тем выше ценность самой сети.
Если сформулировать цель платформизации таким образом, становится понятно, что цифровая платформа, как один из узлов цифровой сети, выполняет роль организатора торгового оборота. Остальные роли, которые приписываются цифровым платформам, вторичны и от них можно с легкостью отказаться, сконцентрировавшись на главном.
Таким образом, цифровые платформы не могут считаться участниками рынка в полном смысле этого слова. Они играют организующую роль, являясь в широком понимании своего рода цифровыми посредниками.
Такой вывод определяет особенности правового регулирования цифровых платформ, а главное, структурирует зону их ответственности. Вне всякого сомнения, цифровые платформы должны вести себя добросовестно, честно и порядочно по отношению к участникам торгового оборота, однако не следует при этом возлагать на них ответственность за качество товаров и услуг.
Отношение к платформе как к поставщику является в корне ошибочным и не имеет права на существование, и как следствие, следует пресекать любые попытки расширительного трактования сути правоотношений между платформами и пользователями.
Аксиомой правовой концепции цифровых платформ становится, соответственно, понимание того, что платформа – не поставщик товаров, не исполнитель услуг и ни в коем случае не работодатель. Платформа – организатор рынка, который предоставляет пользователям равные возможности для непосредственного взаимодействия.
Заключительная часть исследования касается давешней дискуссии относительно организационно-правовой формы, соответствующей роли и сути организаторов торгового оборота. Мы отдаем себе отчет, что законодательный вектор в этом направлении основан на предпочтении хозяйственных обществ, однако с нашей точки зрения оптимальное регулирование привело бы к организации цифровых платформ в форме некоммерческих организаций.
2. Введение
За последние годы наш лексикон обогатился такими понятиями, как “цифровая платформа”, “интернет-платформа”, “онлайн-платформа”, “электронная площадка”, агрегатор и т.д. Эти слова так прочно вошли в нашу жизнь, что сегодня мало кто задумывается над их значением. Речь как будто идет о чем-то само собой разумеющемся. Так ли это на самом деле? Ни для кого не секрет, что отсутствие правовой определенности не способствует нормативному регулированию. А следовательно, для начала полезно все-таки разобраться, что же скрывается за повседневной “платформенной” терминологией.
В этом исследовании речь пойдет, в первую очередь, о роли цифровых платформ в организации многосторонних рынков товаров и услуг. Дебаты вокруг природы онлайн платформ длятся уже не первый год. Суть вопроса такова: является ли платформа поставщиком (исполнителем) или своего рода цифровым посредником? Ответ, конечно, зависит не только от сути самого явления, но и от конкретных обстоятельств.
Юридическое значение данной дискуссии понятно: как поставщик или покупатель товаров и услуг, цифровая платформа, а точнее, ее оператор, несли бы за них полную гражданско-правовую ответственность. Забегая вперед скажем, что мы придерживаемся противоположной точки зрения. По нашему мнению, анализ цели и смысла создания и функционирования цифровых платформ приводит к выводу, что они являются организаторами торгового оборота, не становясь при этом непосредственными участниками торговли. Изучение доктрины и законодательства, как российских, так и зарубежных, показывает, что отношение к платформам как к поставщикам или потребителям товаров или услуг, реализуемых с их помощью, не имеет нормативно-правового смысла.
В то же время, и в качестве цифровых посредников платформы не должны освобождаться от правового регулирования, ведь ни для кого не секрет, что посредническая функция часто становится источником конфликта интересов и различных правонарушений.
Мы полагаем, что правовое регулирование цифровых посредников приближается и по сути, и по духу к регулированию деятельности таких организаторов торгового оборота как товарные биржи, оптовые рынки, ярмарки, выставки и т.п. Представляется, что целью такого регулирования должна быть защита интересов всех пользователей и обязанность платформ честно и беспристрастно выстраивать взаимоотношения между ними. Предпочтение интересов какой-либо группы (в частности, поставщиков или исполнителей) над интересами другой (в частности, клиентов, покупателей или заказчиков) привело бы к уничтожению самой концепции платформы как организатора цифрового рынка.
В начале существования сети Интернет казалось, что эта технология сможет привести к созданию непосредственного взаимодействия между людьми во всех областях. Эта утопия нашла свое отражение в Декларации Независимости Киберпространства 1996 года, в которой, в частности, говорилось: “We will create a civilization of the Mind in Cyberspace. May it be more humane and fair then the world your governments have made before”.
С тех пор прошло четверть века и сегодня для нас очевидно, что история пошла по совершенно иному пути, на котором цифровизация привела к созданию новых форм координации человеческой деятельности. Действительно, благодаря алгоритмизации стали возможными новые, более продвинутые формы взаимодействия между людьми, организациями и окружающим нас миром. С помощью интернета создаются комплексные технологичные системы, охватывающие все большее количество пользователей. В центре этих явлений находятся цифровые платформы, создающие неоспоримые преимущества для мирового сообщества в целом. Вот что лежит в основе экономических и правовых теорий, в основе сетевых эффектов и многосторонних рынков.
Процитируем определение, использованное в докладе ООН о цифровой экономике 2019 года. На наш взгляд, эти слова наилучшим образом отражают положение вещей, которое легло в основу настоящего исследования:
“Цифровые платформы выступают в качестве механизмов, позволяющих различным сторонам взаимодействовать в режиме онлайн”. Как справедливо отметили авторы доклада, можно провести различие между операционными платформами и инновационными платформами. “Операционные платформы представляют собой двусторонние/многосторонние рынки с инфраструктурой, работающей в режиме онлайн и обеспечивающей осуществление операций между различными сторонами. Они стали основной бизнес-моделью для крупных цифровых корпораций (таких, как “Амазон”, “Алибаба” и “иБэй”), а также для корпораций в секторах, где широко используются цифровые технологии (таких, как “Убер”, “Диди чусин” или “Эйрбнб”). Инновационные платформы представляют собой среду, в которой разработчики кодов и контента создают приложения и программное обеспечение, например, в форме операционных систем (таких, как “Андроид” или “Линукс”) или технологических стандартов (например, формат MPEG для видеофайлов)”.
Настоящее исследование касается первого типа платформ – онлайн площадок, основной задачей которых является организация торгового оборота.
3. Нормативные документы доцифровой эпохи
Несмотря на полисемантичность и правовую неопределенность, “платформа” стала одним из ключевых терминов для описания новой цифровой реальности в российском праве. Складывается впечатление, что законодатели всех уровней настолько увлечены инновационными технологиями, что на определение базовой терминологии у них попросту не остается сил, времени и желания. Выражаясь словами А.В. Габова “Сущность цифровой платформы отечественным правом на сегодняшний день не “поймана”; в большинстве случаев ее использование – это то, что на современном молодежном сленге называют “хайп”.
В своем исследовании А.В. Габов приводит многочисленные нормативные акты, составители которых пользуются понятием “цифровая платформа”, не утруждая себя легальным определением этого термина. Поскольку оценка качества законодательной техники не является целью настоящего исследования, остановимся лишь на основных примерах. Задача настоящей главы сводится к тому, чтобы выявить и сформулировать проблему, решение которой, как будет показано ниже, может лежать в различных областях права, не ограничиваясь формальной герменевтикой.
Появление документов, в которых слово “платформа” начинает использоваться для описания электронного взаимодействия участников различных правоотношений, атрибутируется 2008 годом. В качестве примера А.В. Габов приводит оперирующую понятием “программно-аппаратная платформа” Концепцию формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года.
В редакции программы “Электронная Россия”, утвержденной в 2009 году понятие “платформа” использовано десятки раз, в основном с прилагательным “технологическая”.
В Основных направлениях деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2012 года речь шла о необходимости создания “единой универсальной информационно-коммуникационной платформы”.
В Государственной программе Российской Федерации “Информационное общество (2011–2020 годы)” встречается указание на “программно-аппаратные платформы” (как оборудование, используемое для электронного взаимодействия), а также есть указания на следующие виды платформ, представляющие собой, по сути, компьютерные программы:
- информационно-аналитическая платформа;
- геоинформационная платформа;
- интернет-платформа платформа облачных вычислений;
- программная платформа;
- централизованная сервисная платформа с использованием гибкого программного коммутатора;
- информационно-коммуникационная платформа для распространения цифрового контента;
- многофункциональная платформа для загрузки, обработки и распространения цифрового контента;
- технологическая платформа;
- единая коммуникационная платформа;
- аппаратная платформа.
Таким образом, в тексте Программы понятие “платформа” используется как оборудование с одной стороны и как компьютерная программа – с другой. На этом основании А.В. Габов приходит к справедливому и закономерному выводу: “перед нами пример полисемантического использования слова “платформа” уже и для новой сферы – дистанционного электронного взаимодействия”.
Особого внимания заслуживает такое понятие как “технологическая платформа”, заимствованное из европейского опыта и нашедшее свое применение в значительном числе концептуальных программных документов и стратегий.
В частности, в Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года “технологическая платформа” обозначена как средство для обеспечения взаимодействия бизнеса и науки по определению и развитию перспективных направлений.
“Приведенные … выше определения технологической платформы, – как указано в исследовании А.В. Габова, – носят очень общий характер, какие-то конкретные признаки таких платформ, их цели, задачи, функции и ценность (эффекты) из таких определений понять сложно. Обращает на себя внимание разброс подходов в документах относительно того, представляет ли она собой объект права или субъект”.
Прежде чем перейти к обсуждению правового режима цифровых платформ, которому посвящена отдельная глава настоящего исследования, и постараться ответить на вопрос, идет ли речь об объекте или все-таки о субъекте права, резюмируем изученные нормативно-правовые документы словами А.В. Габова, сказанными в контексте Стратегии социально-экономического развития Центрального федерального округа до 2020 года и применимыми ко всем до единого подобного рода документам, упомянутым выше:
“… даже после прочтения этих положений никакой ясности с экономической сущностью и правовым режимом технологической платформы не образуется; по существу, в части целей и эффектов перед нами текст из серии “за все хорошее”, но вот в чем оно конкретно выражается понять затруднительно”.
В завершение настоящей главы приходится отметить непродуманность использования слова “платформа” для описания отдельных аспектов дистанционного электронного взаимодействия или консолидации каких-то ресурсов, знаний, навыков, информации и компетенций.
“Дефектный подход, – выражаясь словами А.В. Габова, – заключающийся в хаотичном использовании слова “платформа” в официальных текстах, отсутствии даже попыток дать какое-то общее определение платформы, наличии многочисленных определений (часто имплицитного характера), описывающих совершенно разные феномены, продолжает применяться, причем уже и в новую – цифровую – эпоху развития отечественного права и новой – цифровой – жизни платформ”.
4. Цифровые платформы в современном понимании
Прошло без малого десять лет с того дня, как понятие “платформа” в интересующем нас значении этого слова было впервые упомянуто в официальных документах, до момента появления нормативных актов, упоминающих о платформах в новом смысле, как платформа онлайн.
К сожалению, ни один из новоявленных документов так и не смог преодолеть понятийный и терминологический кризис. Чтобы оценить глубину проблемы, достаточно процитировать определение, использованное в Основных направлениях реализации цифровой повестки Евразийского экономического союза до 2025 года, где понятие “цифровая платформа” раскрыто следующим образом: “система средств, поддерживающая использование цифровых процессов, ресурсов и сервисов значительным количеством субъектов цифровой экосистемы и обеспечивающая возможность их бесшовного взаимодействия”.
Нетрудно понять иронию А.В. Габова, который в попытке не уязвить самолюбие авторов этого “определения” прокомментировал его так:
“Назвать данное определение в полной мере ясным нельзя. Нельзя, конечно, отказать его авторам в некотором изяществе, которое позволило несколькими словами описать цифровую платформу, однако заметим следующее:
– во-первых, терминология, использованная в этом определении, исключительно неопределенная («средства», «процессы», «субъекты»). Таким образом, авторы пытались охватить необъятное – дать такое определение, которое позволит «собрать» в него весь мир платформ;
– во-вторых, определение носит оттенок технический: в нем используется технический сленг, например «бесшовное взаимодействие». По существу, понять из такого определения хоть что-нибудь, кроме (предположительно) замысла авторов, нереально, а уж тем более построить вокруг такого определения какое-либо внятное регулирование”.
Перечисление разнообразных определений цифровых платформ можно продолжать еще очень долго, однако ясно одно: как и в доцифровую эпоху, так и в настоящее время наблюдается полное пренебрежение аккуратностью и целостностью понятийного аппарата.
Определение “цифровой платформы” или “онлайн платформы” на сегодняшний день не выработано, и не видно даже предпосылок для его появления.
Неспроста авторы одной из профильных монографий, вышедшей в 2019 г., указывали, что “определение юридического понятия цифровой платформы” относится к одной из первоочередных задач по разработке доктринальных подходов и их законодательного закрепления в сфере цифровой экономики”.
5. Регулирование цифровых платформ в отдельных областях российского права
31 декабря 2017 года вступил в силу Федеральный закон № 504-ФЗ “О внесении изменений в Федеральный закон “О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд”, с принятием которого законодательство Российской Федерации пополнилось положениями об электронных торговых площадках, и, в частности, определениями следующих понятий:
- электронная площадка – сайт в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет”, на котором проводятся конкурентные способы определения поставщиков (подрядчиков, исполнителей) в электронной форме;
- оператор электронной площадки – непубличное хозяйственное общество, которое владеет электронной площадкой, в том числе необходимыми для ее функционирования программно-аппаратными средствами.
Для целей настоящего исследования достаточно понимания того, что с точки зрения российского законодателя электронная площадка – это интернет-сайт, а оператор электронной площадки – это владелец как самого сайта, так и оборудования и программного обеспечения, необходимых для его функционирования. И это при том, что функционал электронной площадки и цифровой платформы, как будет показано ниже, до известной степени совпадают.
Статья 1253.1 ГК РФ, введенная в соответствии с Федеральным законом от 02.07.2013 № 187-ФЗ “О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационных сетях”, обогатила гражданское законодательство определением “цифрового посредника”, под которым подразумевается “лицо, осуществляющее передачу материала в информационно-телекоммуникационной сети, в том числе в сети “Интернет”, лицо, предоставляющее возможность размещения материала или информации, необходимой для его получения с использованием информационно-телекоммуникационной сети, лицо, предоставляющее возможность доступа к материалу в этой сети”.
Область действия указанной статьи ограничивается сферой интеллектуального права, однако, как несложно заметить, определение цифрового посредника во многом применимо и к цифровым платформам.
В 2018 году Закон РФ от 07.02.1992 № 2300-1 “О защите прав потребителей” пополнился новым понятием – “владелец агрегатора информации о товарах (услугах)”, определение которого сформулировано следующим образом:
владелец агрегатора информации о товарах (услугах) (далее – владелец агрегатора) – организация независимо от организационно-правовой формы либо индивидуальный предприниматель, которые являются владельцами программы для электронных вычислительных машин и (или) владельцами сайта и (или) страницы сайта в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет” и которые предоставляют потребителю в отношении определенного товара (услуги) возможность одновременно ознакомиться с предложением продавца (исполнителя) о заключении договора купли-продажи товара (договора возмездного оказания услуг), заключить с продавцом (исполнителем) договор купли-продажи (договор возмездного оказания услуг), а также произвести предварительную оплату указанного товара (услуги) путем наличных расчетов либо перевода денежных средств владельцу агрегатора.
В пояснительной записке к проекту Федерального закона №126869-7 “О внесении изменений в Закон Российской Федерации “О защите прав потребителей” (который стал впоследствии Федеральным законом от 29 июля 2018 г. № 250-ФЗ “О внесении изменений в Закон Российской Федерации “О защите прав потребителей”), в частности, говорилось:
“Из-за отсутствия четкой правовой регламентации деятельности хозяйствующих субъектов, не идентифицируемых как классические продавцы (исполнители), они фактически оказываются вне юрисдикции законодательства о защите прав потребителей, не несут бремя соблюдения прав потребителей на информацию о продавце (изготовителе, исполнителе), реализуемых товарах и предлагаемых услугах.
Не урегулирована деятельность так называемых “товарных агрегаторов”, которые, не являясь реальными продавцами товаров или исполнителями услуг, выступают в качестве непосредственных получателей денежных средств от потребителей в счет оплаты тех товаров (услуг), которые в значительных масштабах (объемах) аккумулируются ими на своих интернет-ресурсах (сайтах).
…
Закон “О защите прав потребителей” дополняется положениями, призванными на законодательном уровне закрепить лицо, определенное законопроектом как агрегатор товаров (услуг) (далее – агрегатор), в качестве самостоятельного субъекта ответственности перед потребителями в части соблюдения их прав на информацию (статьи 9, 12 Закона “О защите прав потребителей”).
Под агрегатором понимается информационный посредник, вступающий с потребителями в возмездные отношения, но сам при этом не заключающий сделки по купле-продаже товаров (возмездному оказанию услуг). Законопроект предлагает возложить на агрегаторов обязанность по доведению необходимой информации до потребителя и ответственность за реальный ущерб в пределах суммы предварительной оплаты товара (услуги), обусловленный предоставлением заведомо недостоверной информации о товаре (услуге), продавце (исполнителе, изготовителе, импортере), на основании которой был заключен договор с потребителем” [выделено мной – К.Р.].
Определение агрегатора как информационного посредника не нашло отражения в окончательной редакции Закона о защите прав потребителей, в котором, как уже было отмечено, имеется определение “владельца агрегатора информации о товарах (услугах)”, из которого явствует, что агрегатор – это компьютерная программа и/или интернет-сайт (страница), являющаяся объектом прав своего владельца.
Таким образом, согласно Закону о защите прав потребителей, агрегатор – это объект права, в то время как субъектом права является владелец агрегатора. Однако, как верно заметил А.В. Габов, основная проблема в данном случае находится не в плоскости координат “субъект – объект”, а в определении сущности.
“Пояснительная записка к проекту Федерального закона № 126869-7 говорит о такой сущности, как информационное посредничество, тогда как уже закон предполагает, что через агрегатор не просто распространяется информация, но совершаются и исполняются сделки, т.е. перед нами посредник более широкого профиля.
По существу-то, эта деятельность (которую закон закрепляет за агрегатором) – типичный “функционал” цифровой платформы. Любопытно, что в указанной пояснительной записке к проекту Федерального закона № 126869-7 было отмечено, что соответствующий законопроект был разработан под воздействием опыта функционирования и регулирования онлайн-платформ в Европейском Союзе. Говоря иначе, если откинуть долгие объяснения и рассуждения, агрегатор информации о товарах (услугах) – это цифровая платформа” [выделено автором – К.Р.].
1 января 2020 года вступил в силу Федеральный закон от 02.08.2019 № 259-ФЗ “О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации”, статья 2 которого содержит следующие понятия и определения:
- инвестиционная платформа – информационная система в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет”, используемая для заключения с помощью информационных технологий и технических средств этой информационной системы договоров инвестирования, доступ к которой предоставляется оператором инвестиционной платформы;
- инвестор – физическое лицо (гражданин) или юридическое лицо, которым оператор инвестиционной платформы оказывает услуги по содействию в инвестировании;
- лицо, привлекающее инвестиции, – юридическое лицо, созданное в соответствии с законодательством Российской Федерации, или индивидуальный предприниматель, которым оператор инвестиционной платформы оказывает услуги по привлечению инвестиций;
- участники инвестиционной платформы – инвесторы, лица, привлекающие инвестиции, а также лица, указанные в части 9 статьи 8 настоящего Федерального закона (то есть иные лица, которым оператором инвестиционной платформы предоставлена возможность приобрести или принять для учета утилитарные цифровые права);
- оператор инвестиционной платформы – хозяйственное общество, созданное в соответствии с законодательством Российской Федерации, осуществляющее деятельность по организации привлечения инвестиций и включенное Банком России в реестр операторов инвестиционных платформ.
Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ “О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации” оперирует такими понятиями, как “информационная система” и “оператор информационной системы” в значениях, определенных Федеральным законом от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ “Об информации, информационных технологиях и защите информации” (см. п. 9 статьи 1 ФЗ от 31.07.2020 № 259-ФЗ), который, в свою очередь, содержит следующие определения:
- информационная система – совокупность содержащейся в базах данных информации и обеспечивающих ее обработку информационных технологий и технических средств.
- оператор информационной системы – гражданин или юридическое лицо, осуществляющее деятельность по эксплуатации информационной системы, в том числе по обработке информации, содержащейся в ее базах данных.
6. Промежуточные выводы
Мы увидели, что российский законодатель в немногих правовых актах, относящихся к теме данного исследования, оперирует такими понятиями как электронная площадка – и оператор электронной площадки, цифровой посредник, агрегатор информации о товарах (услугах) – и владелец агрегатора, инвестиционная платформа – и оператор инвестиционной платформы, информационная система – и оператор информационной системы.
Определения всех этих понятий, несмотря на кажущуюся синонимичность, несколько отличаются между собой:
- электронная площадка – это интернет-сайт;
- агрегатор – это программа для ЭВМ и/или интернет-сайт и/или страница сайта;
- инвестиционная платформа – это информационная система в сети “Интернет”;
- информационная система – это совокупность информации, информационных технологий и технических средств.
Другими словами, если обобщить понятия электронной площадки, инвестиционной платформы и агрегатора, мы увидим, что под ними в том или ином виде понимается интернет-сайт, то информационная система – понятие более широкое, вбирающее в себя, помимо сайта, технические средства, технологии и информацию.
Термин “цифровой посредник”, использованный в ГК после внесения указанных выше изменений, выбивается из общего ряда, так как устанавливает ответственность субъекта, не определяя, о каком именно объекте идет речь. Другими словами, цифровой посредник несет ответственность за размещение определенных материалов в сети Интернет, даже не будучи связанным с какой-либо цифровой площадкой или онлайн-сервисом и не являясь, соответственно, “цифровым” в нашем понимании этого слова.
Оставим за рамками настоящего исследования вопрос о том, что имел в виду законодатель в определении “информационной системы”, равно как и законодательную технику, использованную в определении “цифровых посредников” и сосредоточимся на прочих терминах и понятиях, из которых можно сделать вывод, что под цифровой платформой в российском законодательстве подразумевается сайт в сети Интернет (страница сайта) и/или страница сайта и/или компьютерная программа, предоставляющие субъектам возможности получения информации, совершения и исполнения сделок. Иные качественные характеристики, связанные с онлайн платформами различных видов, индифферентны для целей правового регулирования.
Такой функциональный подход порождает следующую проблему: как отличить регулируемую деятельность (через платформу) от нерегулируемой (через “обычный” сайт или программу, но не платформу)? Этот вопрос, решение которого в настоящее время не найдено, заслуживает, вне всякого сомнения, всестороннего обсуждения и анализа, значительно выходящего за пределы настоящего исследования. Ниже будут выделены лишь основные аспекты данной дискуссии.
Говоря о цифровых платформах, экосистемах, агрегаторах и т.п., нам интуитивно ясно, о каких объектах идет речь. На сегодняшний день существуют сотни и тысячи различных платформ – от самых известных, таких как Google, Yahoo, Twitter, Amazon, Airbnb, Uber, Alibaba, до практически анонимных (к примеру, сервисы для заказа еды из ресторанов, локальные сайты аптек, супермаркетов, цветочных магазинов, фруктовых лавок и прочих малоизвестных поставщиков товаров и услуг). С другой стороны, количество сайтов, которые (и снова интуитивно) платформами не являются, еще больше.
Как определить разницу между ними с правовой точки зрения? Можно ли утверждать, что каждая платформа – сайт, но не каждый сайт – платформа или правильнее поставить знак равенства между ними, как это сделал (случайно или нарочно?) российский законодатель в тех немногих нормативно-правовых актах, которые имеют отношение к данной тематике?
Имеет ли значение название сайта (программы), объем аудитории, количество размещаемых товаров и услуг?
Можно ли разграничить формы дистанционного взаимодействия (с различными целями, функционалом, интерактивностью), которые охватываются понятием “цифровая платформа”, с другими формами такого взаимодействия, которые под это понятие не попадают?
Все эти вопросы подводят нас к обсуждению экономической сущности цифровых платформ, ведь именно представители бизнеса, основанного на повсеместном распространении устройств, обеспечивающих возможность выхода в Интернет и использования специальных компьютерных программ, стали называть новые средства и возможности, которые они предлагают своим клиентам, “платформой”.
Как справедливо отмечено в докладе Аналитического центра Национального Агентства Финансовых Исследований (НАФИ), “сегодня использование цифровых платформ не ограничивается развлечением и общением. Российские интернет-пользователи все активнее обращаются к цифровым платформам для удовлетворения других жизненных и социальных потребностей: совершения покупок и продажи товаров, доставки еды, решения финансовых вопросов, поиска работы и получения образования.
…
Российские интернет-пользователи демонстрируют высокий уровень спроса на контент цифровых платформ в ключевых сферах жизни”.
С точки зрения авторов данного исследования, к цифровым платформам “в широком понимании” относятся социальные сети, маркетплейсы, видеохостинги, приложения на смартфоне, планшете и компьютере, а также экосистемы, объединяющие все или часть элементов. Особенность цифровых платформ – предоставление прямого доступа к потребителям, которыми могут быть как b2с, так и b2b сегменты. Ими предлагается такое определение:
“… под цифровыми платформами понимаются онлайн-сервисы, сочетающие различные элементы (рынки, фирмы, со общества и технологические системы), ориентированные на создание ценности и путем обеспечения прямого взаимодействия (общение, получение информации, совершение покупок, предоставление услуг, распоряжение и защита прав интеллектуальной собственности и т.д.) и осуществления транзакций между несколькими группами сторонних пользователей (поставщиками и потребителями)”.
Распространение цифровых платформ, наряду со сбором цифровых данных, выступает движущей силой мировой экономики. Об их значимости говорит тот факт, что семь из восьми крупнейших компаний мира по показателю рыночной капитализации используют платформенные бизнес-модели.
На наш взгляд, термин “цифровые посредники”, который использует в своих работах Тарлтон Гиллеспи – ученый, преподаватель факультета коммуникаций Корнеллского университета, довольно удачно описывает суть тех, компаний, которые стояли за внедрением в нашу жизнь термина “платформа”.
Этот термин не является ни самым простым, ни самым понятным. Подобно другим структурным метафорам (таким как “network”, “broadcast”, “channel”) он может означать все, что угодно, выражая в конечном счете ту позицию, которую цифровые платформы пытаются занять и те сложности, с которыми они сталкиваются, лавируя между пользователями, рекламодателями, исполнителями и прочими участниками рынка.
Другими словами, понятие и сущность цифровых платформ с точки зрения экономистов можно описать следующим образом: “под цифровыми платформами понимаются гибридные структуры (гибриды рынков, фирм, сообществ и технологических систем), ориентированные на создание ценности путем обеспечения прямого взаимодействия и осуществления трансакций между несколькими группами сторонних пользователей”.
Надо признать, что пока попытки определить сущность цифровой платформы к консенсусу не привели. Можно, однако, попытаться определить экономическую сущность того явления, для описания которого это понятие придумано. В этом контексте выделяется отличительная особенность любой платформы, которая состоит в непосредственном взаимодействии продавцов и покупателей.
Другими словами, оператор платформы – это посреднический институт нового поколения, который не вмешивается во взаимоотношения сторон.
Такое определение финализирует субъектный состав правоотношений, где платформа, будь то сайт, программа или страница сайта представляет собой объект, в то время как оператор платформы, на организационно правовой форме которого мы остановимся во второй части нашего исследования, является субъектом.
Не являются платформой интернет-сайт, страница сайта или компьютерная программа, которые не обеспечивают непосредственное взаимодействие сторон или сами становятся стороной правоотношений. “Платформа как бизнес-модель представляет собой модель обеспечения посредством технологической площадки прямого взаимодействия и осуществления трансакций между субъектами с использованием новых способов и форм взаимодействия, создания ценности и ценообразования. Это отличает платформы от торговцев и классических посредников, где отсутствует прямое взаимодействие заинтересованных друг в друге сторон, а также от вертикально интегрированных компаний, которые объединяют одну сторону рынка в рамках единой структуры собственности”.
С другой стороны, в соответствии с предложенным определением интернет-сайт, страница сайта или компьютерная программа могут считаться платформой независимо от названия, объема аудитории, количества и вида размещаемых товаров и услуг.
Важно понимать, что в задачи настоящего исследования не входит исчерпывающее описание платформы в праве. В то же время придание этому понятию юридического смысла невозможно без соответствующего определения, которое и было предложено выше. Это определение позволяет сосредоточиться во второй части нашей работы на роли операторов платформ – цифровых посредников, которые не вмешиваются во взаимоотношения сторон, управляя интернет-сайтами, страницами сайтов или компьютерными программами, обеспечивающими непосредственное взаимодействие продавцов и покупателей.
7. Товарные биржи
Слово “биржа” произошло от позднелатинского “bursa”, что в переводе означает кошелек. “Для торговых людей всех народов и языков” гласила надпись над первой в мире биржей, основанной в Антверпене в 1531 году знаменитым маклером и менялой Ван дер Бурсе, герб которого состоял из трех кошельков (отсюда и название биржи), где собирались купцы из разных стран для торговли товарами, векселями и обмена торговой информацией.
Впрочем, настоящая биржевая организация возникла лишь с последующим развитием торговли, зарождением крупных торговых центров, появлением многочисленного купеческого сословия. Следует отметить, что первоначально основным типом биржевых операций являлись сделки с наличным товаром.
В России биржи возникли в начале XVIII века, их появление было связано с реформами Петра I. Русские биржи служили не только для заключения сделок, но и для обмена коммерческой информацией. Г.Ф. Шершеневич давал такое определение биржи: “Под именем биржи понимается правильное и постоянное собрание торговых деятелей в определенном месте для заключения торговых сделок, по которым предполагается исполнение в другом месте… Биржа, как ярмарка и базар, имеет своей задачей сближение спроса и предложения. Но на базаре происходит сближение торговцев с потребителями, на бирже потребителям нет места. на ярмарке сделки не только заключаются, но и исполняются, на бирже – только заключаются, а исполнение происходит вне биржи. Нельзя не обратить внимание на то, что значение бирж возрастает по мере того, как падает роль ярмарок и базаров. Это объясняется тем, что и ярмарки, и базары дают периодическую встречу спроса с предложением, а современные условия требуют постоянного соприкосновения их, и этому отвечают для оптовой торговли биржи, для розничной – увеличение и размещение магазинов”.
С принятием Устава торгового Свода законов Российской империи в 1832-1833 г. место биржи в хозяйственной жизни России было определено достаточно точно:
“Ст. 1646 Биржи суть соборные места, учреждаемые в портовых и других городах, в коих производится значительная торговля, для нужных по торговым оборотам сведений в определенное время, для получения сведений о ценах на товары, о приходе и отходе кораблей, также для установления денежного и вексельного курса, прейскурантов и ассекураций”.
Возродились товарные биржи в современной России с началом нынешних реформ экономики. “Первые российские товарные биржи мало чем отличались от оптовых ярмарок или традиционных оптовых рынков и называть их биржами в подлинном смысле этого слова вряд ли было возможно.
Прежде всего, в отличие от западных бирж, российские товарные биржи в основном создавались как коммерческие организации с целью извлечения прибыли, а их учредители (участники) получали доход от каждой совершаемой на бирже сделки. В силу этого они нередко занимались не организацией биржевых торгов и биржевой торговли, а сами непосредственно участвовали в торгах, т.е. от собственного имени заключали биржевые сделки, продавали (или сдавали в аренду) брокерские места, подменяли брокеров и пр. Торговля на российских биржах тех времен осуществлялась, что называется, “с прилавка или по образцам”. Помимо этого, биржи занимались изучением конъюнктуры рынка, анализом ресурсной, инвестиционной, кредитной ситуаций, организовывали выставки-продажи и пр. И неслучайно поэтому многие биржи впоследствии трансформировались в крупные брокерские фирмы или торговые дома.
Другой особенностью российских товарных бирж было то, что биржевая торговля осуществлялась на них не биржевым стандартизированным товаром, как это принято на всех биржах мира, а мелкосерийными партиями самых различных товаров (и даже единичными) – от сигарет и жевательных резинок до реактивных лайнеров”.
Е.А. Абросимова формулирует определение биржи следующим образом:
“Биржа – это юридическое лицо, целью деятельности которого является организация биржевой (оптовой) торговли определенными биржевыми товарами, осуществляемой в форме гласных публичных торгов, проводимых в заранее определенном месте и в определенное время по установленным биржей правилам”.
К указанному определению мы вернемся в тех главах нашего исследования, которые будут посвящены сравнительному анализу правового регулирования операторов цифровых платформ.
8. Организаторы торгового оборота
Торговля в том виде, как ее представляли себе наши предки, давно ушла в прошлое. Вспоминая известный афоризм В.С. Черномырдина, “нам нужен рынок, а не базар”.
Рынок не возникает спонтанно. Без грамотной организации и контроля его существование просто не представляется возможным. Субъекты, цель которых заключается в создании условий для купли-продажи, в организации товарного рынка, называются в литературе организаторами торгового оборота.
“Совокупность юридических сделок, направленных на осуществление посреднической деятельности в ходе реализации товара – это торговый оборот”. Данное определение применимо не только к обычной торговой деятельности, но и к сделкам, связанным с оказанием услуг. Под посреднической деятельностью в данном случае понимаются действия по приобретению и перераспределению товара или по выполнению отдельных операций в интересах участников торгового оборота.
Как несложно догадаться, составляющими торгового оборота являются, помимо непосредственного сбыта товара или оказания услуг, также изучение конъюнктуры рынка, маркетинговая деятельность, а также всевозможные виды сопутствующих организационных операций – перевозка, хранение, страхование, кредитование, расчеты и другие вспомогательные действия.
Цель организаторов торгового оборота заключается не в совершении сделок, а в создании условий и возможностей для совершения торговых операций другими участниками торгового оборота. В этом контексте немаловажно подчеркнуть:
“Одними из наиболее заметных участников торгового оборота становятся организаторы торгового оборота. Эта группа специальных субъектов коммерческого права является наименее изученной. Современное российское законодательство, регулирующее деятельность этих субъектов коммерческого права, находится в стадии своего становления и характеризуется отсутствием системности, последовательности, единообразия понятийного аппарата.
Отдельные организаторы торгового оборота выпали из поля зрения российского законодателя. Неадекватность законодательного обеспечения этой группы участников торгового оборота современным потребностям развития цивилизованного рынка создает многочисленные проблемы в правоприменительной практике”.
Вопрос о правоспособности выходит за рамки настоящей дискуссии. Следует, однако, подчеркнуть тот факт, что “правоспособность организаторов торгового оборота предполагается целевой (специальной, ограниченной), допускающей их участие лишь в определенном, ограниченном круге коммерческих правоотношений”. Речь идет о специальных субъектах, целью которых является не совершение сделок, а создание условий для совершения сделок другими участниками торгового оборота. Их деятельность необходимо отличать от деятельности, связанной с куплей-продажей товаров или с оказанием услуг ради получения прибыли.
В этом отношении убедительной представляется точка зрения Е.А. Абросимовой, которая утверждает, что “основной функцией таких специальных субъектов в торговом обороте является осуществление непредпринимательской по своим целям деятельности, направленной на содействие профессиональным участникам торгового оборота (предпринимателям, коммерсантам) в продвижении товаров от производителей к потребителям.
Функции в самом общем виде можно рассматривать как назначение и смысл существования системно организованных объектов. Любое системное исследование должно быть ориентировано на познание “функционального назначения”, роли и эффективности воздействия системы на среду. Исходя из этого функциями юридических лиц можно считать основные направления их деятельности по решению стоящих перед ними задач.
Следует отметить, что исследование функций субъектов торгового оборота позволяет определить не только роль субъекта в регулировании торговой деятельности, но и возможности для содействия повышению эффективности торгового оборота в целом.
…
Компетенция субъектов, организующих коммерческую деятельность, как правило является специальной. Специальный характер их правоспособности дает возможность в первую очередь осуществлять защиту прав и интересов участников торгового оборота и обеспечивать нормальную работу их на товарных рынках.
Организаторы торгового оборота в целом выполняют важнейшую функцию в товарном обороте – регулирующую. Они организуют нормальную работу, создают условия и возможности для совершения субъектами торговых операций, порождая инициативу и интерес к дальнейшей деятельности. В частности, решают одну из важнейших проблем, от которой зависит становление и развитие торгового оборота в России, – проблему организации сбыта произведенных товаров, что ведет к налаживанию устойчивых торгово-хозяйственных связей, совершенствованию структуры и инфраструктуры рынка, имеет решающее значение для более полного использования возможностей российской экономики, что должно способствовать ее успешному развитию.
Оказание содействия основным участникам торговли – изготовителям товаров и торговым организациям в осуществлении сбыта и снабжения является основной задачей организаторов торгового оборота. Реализация этой задачи может происходить с осуществлением различных функций, свойственных организаторам торговли.
Классификация специальных субъектов торгового оборота может проводиться по разным критериям, но наиболее значимым является тот, который учитывает функции, выполняемые ими в организации торгового оборота.
Исходя из основных этапов торгового оборота, включающих в себя процессы исследования рынка, сбыта изготовителями производимых товаров, приобретения их потребителями и посредническую деятельность, организаторов торгового оборота можно классифицировать в зависимости от тех функций, которые они осуществляют на каждой из этих стадий”.
Прежде чем перейти к классификации организаторов торгового оборота, следует еще раз подчеркнуть, что все сказанное выше в отношении продажи товаров применимо в полной мере и к оказанию услуг. В данном контексте с точки зрения участников рынка нет никакой разницы между услугой и товаром.
Следующим образом классифицирует Е.А. Абросимова организаторов торгового оборота по видам их деятельности:
- маркетинг
Задачи – исследование возможностей продаж и рынков сбыта; предоставление объективной информации о товарах и услугах, анализ спроса и предложения, вовлечение потенциальных потребителей в торговый оборот. - сбыт/исполнение
непосредственное перемещение товара от одного лица к другому с переходом права собственности или оказание услуги одним лицом другому. - создание условий и возможностей для совершения торговых операций
- формирование инфраструктуры
“Анализ исторического развития организаторов торгового оборота позволяет сделать вывод о том, что эти субъекты торгового права развивались по схожим сценариям и определяющим их статус были функции, которые они выполняли. Все организаторы торгового оборота занимались предоставлением различного рода услуг, непосредственно способствующих заключению договоров между основными участниками товарного оборота – торговцами.
Исторические условия во многом определили нынешний статус организаторов торгового оборота и их функциональное назначение.
Все вышесказанное заставляет по-новому отнестись к операторам цифровых платформ как к субъектам коммерческого оборота. Представляется невозможным формально-статический взгляд на цифровую реальность. В следующих главах мы остановимся на некоторых видах организаторов торгового оборота в попытке оценить операторов цифровых платформ с точки зрения их функциональных характеристик, принимая во внимание динамичность их развития и особенности становления, организации и роста.
9. Разделение торговли на оптовую и розничную
Исторически сложилось разделение торговли на оптовую и розничную. В современном российском законодательстве данная классификация закреплена в ст. 2 Федерального закона от 28 декабря 2009 г. № 381-ФЗ “Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации”, согласно которой:
оптовая торговля – вид торговой деятельности, связанный с приобретением и продажей товаров для использования их в предпринимательской деятельности (в том числе для перепродажи) или в иных целях, не связанных с личным, семейным, домашним и иным подобным использованием;
розничная торговля – вид торговой деятельности, связанный с приобретением и продажей товаров для использования их в личных, семейных, домашних и иных целях, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности.
В оптовой торговле как правило речь идет о крупных партиях товара, реализуемых между оптовыми компаниями, в то время как в розничной торговле реализация происходит конечному потребителю.
В век цифровизации разделение торговли на оптовую и розничную представляется не более чем рудиментом индустриальной эпохи. Если рассмотреть цифровые платформы, специализирующиеся на организации поставок товара, обнаружится, что в качестве поставщиков могут выступать как частные лица так и крупнооптовые компании, при этом товарооборот на таких платформах превышает объемы продаж крупнейших оптовых рынков, а выручка превосходит все ожидания оптовиков.
В данной ситуации совершенно неясно, какова цель разделения платформенной торговли на оптовую и розничную (к которой она по формальным признакам относится). Более того, в случае цифровых платформ непонятен смысл разделения объектов торгового оборота на товары и услуги.
Необходимость остановиться на данной классификации и посвятить ей отдельную главу в настоящем исследовании связана не с её практическим значением (откровенно говоря, весьма сомнительным), а с тем обстоятельством, что соответствующие признаки являются характеризующими по отношению к отдельным видам организаторов торгового оборота, таким как биржа, продовольственный оптовый рынок и ярмарка.
Представляется, что действительно основополагающим фактором, применимым в отношении цифровых платформ, является объем продаж, осуществляемых с их помощью. По этой причине кажется позволительным использовать в рамках настоящего исследования опыт, касающийся организаторов торгового оборота, независимо от вида торговли и даже в тех случаях, когда объектом продаж являются не товары, а услуги.
Данный ход является вынужденным и связан, в первую очередь, со скудостью понятийного аппарата, накопленного в нашей стране, в отношении организаторов торгового оборота вообще, и организаторов розничной торговли – особенно. Ведь еще в Российской Империи, где для занятия оптовой торговлей требовалось специальное свидетельство, “для розничной продажи товаров повседневного спроса, ярмарочной торговли и т. п. свидетельства не требовались”.
Розничные торговцы зачастую сами приобретают товар на оптовых рынках, с тем чтобы впоследствии заняться его реализацией. В этой связи стоит заново подчеркнуть, что платформа – это не розничный магазин. Она не имеет права собственности на товары, не является исполнителем услуг. Она лишь предоставляет своим пользователям возможность связаться и договориться о поставке товара или об оказании услуги. Именно поэтому нельзя относиться к ней как к участнику торговли, а лишь как к организатору торгового оборота. И поэтому следует применить к ней результаты исследований, относящихся к прочим видам организаторов торгового оборота, что мы и сделаем в следующих главах.
10. Сетевой эффект
Остановимся вкратце на так называемом “сетевом эффекте”, о котором много говорят исследователи в области экономики. Суть его такова: присоединение новых пользователей увеличивает ценность самой сети и привлекает других пользователей.
Значение сетевого эффекта не ограничивается цифровыми платформами. Он был открыт значительно раньше появления интернета. В качестве примера можно привести телефонные сети, ценность которых растет с ростом числа пользователей. Телефонная сеть с одним пользователем имеет нулевую ценность, в то время как установка телефона в каждом доме увеличивает стоимость самой сети до максимальных значений.
Оборотная сторона сетевого эффекта состоит в том, что чем больше пользователей используют соответствующую инфраструктуру, тем ниже становится стоимость ее использования для каждого их них. В качестве примера можно привести, в частности, электросети, железнодорожные перевозки и почтовые отправления.
В то время как трудно переоценить влияние сетевого эффекта на цифровые платформы следует остановиться на дополнительном явлении, так называемом косвенном сетевом эффекте. Суть его такова: присоединение к сети пользователей из определенной группы увеличивает ее ценность для пользователей из другой группы. В качестве простого примера можно привести рекламу: увеличение числа пользователей VK из числа физических лиц поднимает ценности этой сети для пользователей из числа рекламодателей.
Для создания косвенного сетевого эффекта необходимо одновременное присутствие двух или нескольких групп пользователей, что как раз и позволяет говорить об организации многостороннего рынка.
Наконец, выделяется так называемый алгоритмический сетевой эффект. На многостороннем рынке важнейшую роль в организации взаимодействия сторон играют алгоритмы, основанные на информации. Перефразируя известную фразу Натана Ротшильда можно даже сказать, что алгоритмы правят рынком.
В свою очередь, алгоритмы улучшаются по мере того, как объем информации увеличивается, и наконец наступает момент, когда на основе обработки огромных информационных массивов они приобретают самостоятельную способность находить точки соприкосновения между различными группами пользователей. Выражаясь словами Uber, “Our network becomes smarter with every trip”.
11. Цифровые данные
Анализ алгоритмического сетевого эффекта вынуждает нас остановиться на проблеме сбора цифровых данных, которые являются одной из основных движущих сил растущей цифровой экономики.
“Цифровая экономика продолжает развиваться с невероятной скоростью благодаря ее способности собирать, использовать и анализировать огромные объемы машиночитаемой информации (цифровых данных) практически обо всем. Такие цифровые данные собираются на основе анализа “цифровых следов”, которые остаются на различных цифровых платформах в результате активности физических лиц, социальных групп или предприятий. … Влияние, которое оказывает сбор и использование данных на процесс развития и политику, во многом зависит от типа соответствующих данных: персональных или обезличенных; закрытых или общедоступных; используемых для коммерческих или государственных целей; предоставляемых добровольно, получаемых путем наблюдения или экстраполируемых аналитически; конфиденциальных или неконфиденциальных. Появилась совершенно новая “цепочка создания стоимости данных”, звеньями которой выступают компании, занимающиеся сбором, обобщением, хранением, анализом и моделированием данных. Стоимость создается в результате превращения данных в “цифровой интеллект” и монетизации в процессе их коммерческого использования”.
Функционирование платформ основано на алгоритмах машинного обучения, функционирование которых описывается в литературе как “a family of techniques that allow computers to learn directly from examples, data and experience, finding rules or patterns that a human programmer did not specifically identify”. Другими словами, речь идет об алгоритмах, которые полагаются не на конкретный код с инструкциями, а на методы машинного обучения. Механизм функционирование этих алгоритмов не всегда понятен даже самим их создателям; они могут скрывать всевозможные ошибки, предубеждения, предвзятые мнения и незаконные цели. По этим причинам их даже назвали “оружием математического уничтожения”.
На этом фоне особое значение приобретают эффективное нормативное регулирование возникающих отношений, учитывающее их сущность и направленность, сохраняющее присущие им экономические особенности и преимущества, а также создание режима, обеспечивающего охрану прав и законных интересов пользователей.
В этой связи хочется отдельно остановиться на категории доверия, под которым традиционно понимается возникающее у членов общества ожидание того, что другие его члены будут вести себя предсказуемо, честно, с вниманием к нуждам окружающих, в согласии с некоторыми общими нормами.
В современных условиях можно говорить о появлении новой категории – “цифровое доверие” (digital trust), под которым понимается уверенность в создании безопасного цифрового мира, а также уверенность в надежности и безопасности цифровых систем, процессов и технологий. Прежде всего, предполагается наличие доверия в целом к цифровым технологиям, информационно-компьютерной технике, к безопасности дистанционно совершаемых операций, к сохранению конфиденциальности личных данных в цифровой среде.
Одним из важнейших вопросов в сфере доверия общества к цифровым технологиям было и остается обеспечение сохранности персональных данных и создание оптимальных условий для их безопасной передачи и использования. Эта цель должна быть учтена при реализации нормативных мер в сфере платформенного регулирования.
Т.В. Сойфер отмечает: “…особое значение имеет доверие к цифровой платформе со стороны субъектов, заинтересованных в ее использовании для установления и реализации договорных отношений, а также доверие к ее владельцу – лицу, администрирующему соответствующий онлайн-сервис. Принципы работы цифровой платформы как технологического ресурса, степень и формы ее участия в совершении пользователями сделок могут быть различны. Ее роль может сводиться исключительно к предоставлению информации или, напротив, к полному сопровождению процессов заключения и исполнения сделок в дистанционном режиме. Соответственно правовые связи между владельцем онлайн-сервиса и пользователями могут иметь различные природу и содержание. Вместе с тем закрепление общих принципов функционирования цифровых платформ, обслуживающих сектор совместного потребления, а также установление специальных требований к их владельцам, регламентация их прав и обязанностей по отношению к пользователям, в том числе в области сохранения и предоставления информации, обеспечения ее достоверности, будет способствовать более высокой степени доверия”.
Вполне очевидно, что повышение уровня доверия является задачей всех цифровых сервисов, а раз так, представляется целесообразной унификация принципов их деятельности. Для обеспечения доверенной цифровой среды необходимо урегулировать не только процесс обмена данными, но и правовую природу самих платформ, их операторов и создаваемых ими сообществ зарегистрированных пользователей.
В этой связи заметим, что создание локальных децентрализованных сообществ, открытых для неопределенного круга лиц, и их функционирование в общих целях лежит в основе самой идеи цифровой экономики. Ясно, что отсутствие должного регулирования и контроля со стороны государства создает условия для нарушения прав и законных интересов участников гражданского оборота.
В рамках одного исследования невозможно рассмотреть все нормативные аспекты, возникающие в связи с активным внедрением подрывных инноваций, способных “изменить целые сферы человеческой жизни: организацию труда, общение, освоение новых навыков, путешествия, заботу о планете, бизнес”. Поэтому сосредоточимся на инфраструктурном, организующем характере самих цифровых платформ и их нормативном положении как институтов корпоративного права.
12. Функциональный анализ операторов цифровых платформ
Традиционная индустриальная модель предполагает выстраивание больших, сложных, вертикально ориентированных организаций, которые аккумулируют средства, необходимые для поставки товаров и оказания услуг конечному покупателю, клиенту потребителю.
Цифровые платформы не предназначены для того, чтобы заменить собой указанную модель. Цель их создателей и операторов всегда была совсем иной и заключалась в организации взаимодействия и координации третьих лиц на многосторонних рынках.
В качестве предшественника модели цифровых платформ можно указать на брачные агентства, которые сначала формировали спрос и предложение, а потом связывали их друг с другом. Эффективность таких агентств во многом зависела от размеров их клиентской базы, с увеличением которой росла и вероятность совпадения.
Оценка целей и функционала цифровых платформ невозможна без учета сетевого эффекта. Такие платформы в состоянии наращивать сетевой эффект значительно быстрее там, где их алгоритмы координируют взаимодействие ранее разрозненных пользователей и активов. Совершенно естественно, что операторы платформ не имеют цели и не видят смысла во владении теми активами, которые они координируют. Их стратегия сводится к тому, чтобы определить точки соприкосновения между потребителями и активами и воплотить их в жизнь. Другими словами, они создают эффективную сеть на основе ранее существовавших разрозненных активов. Сами платформы не являются ни поставщиками, ни исполнителями. Они посредники. Они координаторы. Они организаторы торгового оборота.
Платформы заменяют собой существующие сервисы только в исключительных случаях. В качестве очевидного примера можно привести почтовые сервисы, производителей музыкальных пластинок и видео дисков и новостные агрегаторы. Однако происходит это лишь в случаях с рудиментами уходящей эпохи, которые не в состоянии конкурировать с новыми технологиями.
По большей части платформы лишь оптимизируют (“платформизируют”) схемы взаимодействия между существующими поставщиками товаров и услуг с одной стороны и пользователями с другой. Их основная задача состоит в идентификации товаров и услуг, предлагаемых традиционными поставщиками, и в организации сбыта. Современные технологии применяются для оптимизации транзакционных издержек и обеспечения непосредственной связи поставщиков и покупателей.
Платформа – активный посредник, связывающий спрос и предложение всеми доступными ему способами, оставаясь при этом только посредником. Чем больше становится база поставщиков с одной стороны и клиентская база с другой, тем более значителен сетевой эффект. Таким образом, основным способом его масштабирования является расширение соответствующих баз путем привлечения новых пользователей. Не вызывает сомнений, что Airbnb и Booking не добились бы успеха, занявшись строительством, Amazon – производством товаров народного потребления и издательством книг, а Uber – созданием собственного таксопарка. Именно поэтому платформы не превращаются в поставщиков товаров и услуг и не ставят перед собой такой задачи. Их цель – подбор предложений и максимально эффективная организация их реализации пользователям.
Платформы способны организовывать взаимодействие третьих лиц самыми разнообразными способами. К примеру, поисковые системы, такие как Google и Яндекс, используют свои алгоритмы для организации взаимодействия между пользователями, которые ищут определенный контент, и его правообладателями.
Организация взаимодействия пользователей является, соответственно, самостоятельным сервисом. Существует немало организаций, которые занимаются устройством торгового оборота между третьими лицами, таких как биржи, рынки, ярмарки, выставки и т.п. Проблемы, возникающие в этой связи, хорошо знакомы правоведам.
Не стоит скрывать, что платформы зачастую предлагают вспомогательные услуги, такие как рейтинг, комментарии пользователей и т.д. Так например Яндекс Такси, который начал свое существование как платформа, сегодня предлагает в аренду собственные самокаты. Однако такие сервисы являются лишь побочным продуктом и не могут повлиять на тот факт, что по существу своей деятельности и по сути самой бизнес-модели платформы являются организаторами торгового оборота.
В завершение настоящей главы стоит отметить, что благодаря платформам сошла на нет сила посредников в традиционном понимании значения этого слова. В то же время значение цифровых посредников для каждого из нас в отдельности и для общества в целом возросло до такой степени, что уже не остается сомнений в необходимости должного правового урегулирования их деятельности.
К сожалению, приходится констатировать, что в России, как было показано в предыдущих главах, ситуация осложняется недостатками и пробелами в правовом регулировании организаторов торгового оборота даже в их классическом понимании. Таким образом, нельзя говорить об автоматическом переносе существующих правовых норм в интересующую нас сферу.
13. Основы правового регулирования цифровых платформ
Распространенная ошибка в отношении цифровых платформ состоит в автоматическом расширении правового регулирования товаров и услуг, предлагаемых с помощью платформы, на саму платформу. По этому пути пошел, к сожалению, и российский законодатель, расширивший ответственность в рамках Закона о защите прав потребителей, на владельцев агрегаторов информации о товарах (услугах).
Необходимо помнить, что платформы не поставляют товары и не оказывают какие-либо услуги даже в тех случаях, когда для удобства потребителей процедуры заключения договоров с поставщиками и исполнителями упрощаются настолько, что складывается впечатление, будто сама платформа является стороной договора.
Возложение ответственности на платформы за качество поставляемых с их помощью товаров и услуг, равно как и распространение на их правоотношения с исполнителями норм трудового законодательства, увеличило бы операционные расходы и замедлило наращивание сетевого эффекта. Такой подход противоречит бизнес-модели платформ и ставит под угрозу их дальнейшее развитие и существование.
Отношение к платформам как к организаторам торгового оборота, ценность которых напрямую зависит от сетевого эффекта, приводит к однозначному выводу: правовое регулирование должно принимать во внимание организационный характер деятельности платформ и не создавать лишних препон для роста сетевого эффекта. Пользователи и общество в целом только выиграют от такого подхода.
Цель всего сказанного не состоит в освобождении цифровых платформ от правового регулирования. Законодательные рамки нужны и важны в отношении их деятельности, особенно с учетом всеобщего недоверия к посредникам, которые зачастую становятся объектами судебных разбирательств. Задача, однако, сводится к тому, чтобы урегулировать деятельность платформ как организаторов торгового оборота, а не как поставщиков товаров и услуг, коими они не являются.
Прежде чем установить правовой статус цифровых платформ и перейти к обсуждению подходящих для них организационно-правовых форм, следует сделать одну важную оговорку. Во всех случаях, рассмотренных выше, когда российский законодатель должен был установить организационно-правовую форму, в которой будет вестись упомянутая деятельность, он выбирал хозяйственное общество (а в случае с товарной биржей – акционерное общество). Отсюда не следует, что данная организационно-правовая форма является единственно возможной или подходящей для любой хозяйственной деятельности при помощи цифровых платформ. Тем не менее, становится понятным теоретический характер подобных рассуждений, поскольку с практической точки зрения несложно догадаться, каким будет решение в отношении правового регулирования статуса операторов цифровых платформ.
14. Принцип нейтралитета
Не подлежит сомнению, что платформы как организаторы торгового оборота обязаны действовать честно, добросовестно и порядочно как по отношению к пользователям, так и по отношению к третьим лицам.
Платформы как организаторы торгового оборота не вправе допускать дискриминацию разного рода товаров и услуг, навязывая пользователям собственный выбор. Условия допуска различных товаров и услуг для представления на платформах должны быть общими для всех.
Выступая в качестве организатора торгового оборота, платформы не вправе предпочесть одну из сторон, даже ту, которая оплачивает услугу. Это утверждение легко сформулировать, однако очевидно, что конфликт интересов, который за ним скрывается, нейтрализовать не просто.
Существует несколько моделей монетизации цифровых платформ. Платформы бывают бесплатные – монетизация осуществляется за счет рекламного контента (VK, Яндекс.Маркет и др.), условно бесплатные (базовая версия является бесплатной, за расширенный функционал придется заплатить, как в сервисе Яндекс. Музыка). Существуют платформы, которые взимают комиссию за использование услуг (Uber, комиссия взимается за транзакции), либо же оплачивается доступ (электронные СМИ). Также существует модель дифференцированной оплаты доступа (для отдельных категорий участников предоставляется бесплатный доступ).
Отношение к цифровым платформам как к организаторам торгового оборота предполагает их нейтралитет. В данном контексте представляется логичным отождествление цифровых платформ с известными нам оптовыми рынками, отношения на которых строятся следующим образом:
“Администрация рынка не несет ответственности за совершенные сделки, стороны совершают их самостоятельно. Основанием возникновения прав и обязанностей у сторон является заключенный между ними договор. Администрация рынка обязуется приложить все усилия для проверки правоустанавливающих документов для торговцев и их выставляемых товаров, но не дает абсолютных гарантий о качестве товаров, продающихся на рынке, и не несет ответственности за ущерб, вызванный недостатками качества товаров”.
Принцип “платформенного нейтралитета” был впервые предложен Французским Цифровым Советом (Conseil National du Numérique), консультативным органом, образованном при Французском парламенте в 2011 году. В своем первом отчете в 2013 году Совет определил центральную роль платформ в цифровом пространстве, а также инициировал всесторонний и систематизированный анализ цифровых платформ для подготовки правового регулирования. Результат исследования был опубликован в 2014 году под заголовком “Platform Neutrality. Building an open and sustainable digital environment”. В 2015 году Совет уточнил свою позицию, оставив неизменными основные тезисы, имеющие отношения к настоящему исследованию.
15. Правовой статус организаторов торгового оборота
Правовое регулирование операторов цифровых платформ зависит, в первую очередь, от их правового статуса. Уже понятно, что по своей сути платформы являются организаторами торгового оборота, а не его участниками. Их цель состоит не в совершении сделок, а в создании условий и возможностей для осуществления операций другими участниками торгового оборота. Их основная задача при этом состоит в усилении и развитии сетевого эффекта. Их деятельность является, следовательно, коммерческой по своей роли в структуре рынка, и некоммерческой по своей природе, поскольку цель их создания сводится к формированию условий для реализации товаров и оказания услуг другими субъектами, а не к извлечению прибыли.
В свете вышесказанного возникает вопрос об организационно-правовой форме и правосубъектности операторов цифровых платформ, где под организационно-правовой формой подразумевается совокупность характеристик, раскрывающих внутреннюю структуру организации, связи между ее отдельными элементами, основания возникновения, изменения и прекращения этих связей, а под правосубъектностью – социально-правовая возможность субъекта быть участником гражданских правоотношений.
Составными частями гражданской правосубъектности являются правоспособность и дееспособность субъектов. Правоспособность – способность субъекта иметь гражданские права и обязанности. Дееспособность – способность субъекта своими действиями приобретать для себя права и создавать для себя обязанности. Наряду со “сделкоспособностью” дееспособность охватывает и деликтоспособность субъекта – его способность самостоятельно нести ответственность за совершенные гражданские правонарушения.
На первый взгляд очевидно, что цифровая платформа как сайт или страница в интернете или как компьютерная программа неправосубъектна. Данный вопрос, однако, является дискуссионным в юридической литературе. Так, в статье С. Честермена рассматриваются точки зрения зарубежных ученых о возможности наделения искусственного интеллекта “какой-либо формой правосубъектности”. Наиболее распространенное предложение сводится к наделению искусственного интеллекта правосубъектностью юридических лиц. В то же время некоторые специалисты идут еще дальше, выражая идею о том, что по мере приближения к точке неотличимости от человека (то есть, когда они проходят тест Тьюринга) системы искусственного интеллекта должны приобретать статус, сравнимый с физическим лицом.
Тем не менее, несмотря на попытки классификации форм правоспособности интеллектуальных систем, в российском и зарубежном праве господствует подход, согласно которому искусственный интеллект может выступать лишь как объект права, как вещь, в отношении которой у полноправного субъекта права будут наличествовать имущественные права.
С точки зрения целей и задач настоящего исследования целесообразно оставить за скобками научную дискуссию о правосубъектности искусственного интеллекта и принять за отправную точку существующее положение вещей, в рамках которого, как уже было сказано, цифровая платформа должна рассматриваться как объект права, в понимании, заложенном ст. 1261 ГК РФ – “совокупность данных и команд, предназначенных для функционирования электронно-вычислительных машин и других компьютерных устройств в целях получения определенного результата”.
Субъектом права и организатором торгового оборота будет являться, соответственно, оператор цифровой платформы и обладатель прав на нее.
Поскольку торговля – это один из видов предпринимательства, а торговый оборот – совокупность юридических сделок, направленных на осуществление посреднической деятельности в ходе реализации товара, следует относиться к операторам цифровых платформ как к лицам, осуществляющим предпринимательскую деятельность.
Согласно ст. 2 ГК РФ “Гражданское законодательство регулирует отношения между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, или с их участием, исходя из того, что предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг. Лица, осуществляющие предпринимательскую деятельность, должны быть зарегистрированы в этом качестве в установленном законом порядке, если иное не предусмотрено настоящим Кодексом” [выделено мной – К.Р.].
Иными словами, операторы цифровых платформ могут быть зарегистрированы в качестве индивидуальных предпринимателей или юридических лиц.
Следует обратить внимание, что некоторые виды деятельности запрещены для индивидуальных предпринимателей, и это несмотря на то, что закон не содержит конкретного перечня запрещенных направлений. Можно предположить, что ограничения для индивидуальных предпринимателей связаны с тем, что деятельность в этих сферах требует создания специальных условий, а государство считает юридическое лицо более солидной структурой, которая в состоянии выполнить эти требования. Так это или нет, но преимущества индивидуальной предпринимательской деятельности в том, что касается цифровых платформ, весьма сомнительны. К ним обычно относят упрощенный порядок регистрации, быстрый и простой вывод денежных средств, отсутствие обязанности открывать расчетный счет и вести бухгалтерский учет, простой порядок отчетности, меньшие штрафы и легкую ликвидацию. В то же время, недостатки ведения индивидуальной предпринимательской деятельности, к которым относятся полная ответственность по долгам и неделимость бизнеса, для операторов цифровых платформ могут оказаться весьма существенными, да и на практике тяжело представить себе серьезных игроков на рынке онлайн услуг и торговли, которые стали бы вести свою деятельность в форме индивидуальных предпринимателей. По этим причинам сконцентрируемся на операторах цифровых платформ, зарегистрированных в качестве юридических лиц.
Легальное определение юридического лица содержится в п. 1 ст. 48 ГК РФ:
“Юридическим лицом признается организация, которая имеет обособленное имущество и отвечает им по своим обязательствам, может от своего имени приобретать и осуществлять гражданские права и нести гражданские обязанности, быть истцом и ответчиком в суде”.
Какой тип организации наилучшим образом подходит для операторов цифровых платформ, являющихся, как мы уже подчеркивали неоднократно, организаторами торгового оборота?
Законодательство не дает однозначного ответа на этот вопрос. В частности, оператором электронной площадки, согласно Федеральному закону от 05.04.2013 «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд», может являться лишь непубличное хозяйственное общество. Владельцем агрегатора информации о товарах (услугах) по Закону РФ от 07.02.1992 № 2300-1 “О защите прав потребителей” может являться организация независимо от организационно-правовой формы либо индивидуальный предприниматель. Фондовой биржей согласно Федеральному закону от 21.11.2011 №325-ФЗ “Об организованных торгах” может являться только акционерное общество. В то же время законодательство не дает никаких ориентиров, в каких организационно-правовых формах необходимо или желательно создание товарных бирж. В российском законодательстве не решен также вопрос о природе оптовых рынков и ярмарок.
Важным вопросом для выяснения правового статуса операторов цифровых платформ является выяснение их правоспособности. Представляется, что они должны иметь специальную правоспособность, ограниченную деятельностью, только непосредственно связанной с организацией и регулированием платформенной торговли. Наложение прямого запрета на занятие торговой, торгово-посреднической и иной деятельностью, не связанной с основной, должно послужить цели укрепления доверия пользователей, и как результат – усиления и развития сетевого эффекта, что, как уже неоднократно подчеркивалось, в конечном счете является едва ли не единственной задачей любой цифровой платформы.
Данное решение позволит операторам цифровых платформ сосредоточиться и на другой важной функции – арбитражной. В процессе осуществления взаимодействия между пользователями в силу самых разных причин (ошибка, попытка обмана и т.д.) неизбежно возникают спорные ситуации, которые по своему характеру могут быть разрешены непосредственно на платформе, но только при условии соблюдения ею нейтралитета.
Однако если признать целесообразным установление специальной правоспособности операторов цифровых платформ, перед нами неизбежно встанет вопрос их регистрации как некоммерческих организаций.
Прежде чем высказать свое мнение, обратимся к правовой природе некоммерческих организаций, проанализируем распространенные мифы, относящиеся к ним, и попробуем разобраться, соответствует ли такая организационно-правовая форма целям и задачам правового регулирования деятельности операторов цифровых платформ.
16. Правовое положение некоммерческих организаций по российскому праву
“Довольно распространено мнение о том, что раз некоммерческая организация не имеет своей целью извлечение прибыли, то и налогов никаких платить не надо, но это мягко говоря, не соответствует действительности. Несоблюдение требований нормативных актов может привести к серьезным последствиям, так как незнание закона не освобождает от ответственности, а ответственность за налоговое правонарушение предусмотрена и Налоговым кодексом, Кодексом РФ об административных правонарушениях и Уголовным кодексом.
Некоммерческие организации обязаны платить налоги в соответствии с той системой налогообложения, которую они применяют”.
Среди юридических лиц различают две основные группы: коммерческие и некоммерческие организации. Основную часть участников торгового оборота составляют коммерческие организации, а также индивидуальные предприниматели. Некоммерческие организации участвуют в торговом обороте ограниченно, в рамках целей, предусмотренных их уставами.
Как справедливо заметила Е.А. Абросимова, вряд ли можно согласиться с теми исследователями, которые определяют некоммерческие организации как юридические лица, “ставящие перед собой неэкономические задачи”. Более корректным подходом к анализу зарубежного законодательства в отношении этих организаций можно считать перевод их наименования “non-profit”, то есть как бесприбыльные корпорации, но не как непредпринимательские.
Конечно они отличаются от коммерческих организаций структурой формирования дохода, однако российское законодательство не запрещает им извлекать прибыль из своей деятельности.
Исторически существуют два основных подхода к некоммерческим организациям: функциональный и экономический. Первый предполагает обособление некоммерческих организаций исходя из критерия основной цели деятельности, придавая им черты специфического института гражданского общества, где превалирующими оказываются идеалы идеализма и доброты, в то время как во втором главенствующим оказывается другой критерий – запрет на распределение прибыли в пользу лиц, создавших такую организацию и/или являющихся ее членами.
В зарубежной литературе запрет на распределение прибыли в некоммерческих организациях известен под названием nondistribution constaint, или “ограничение на распределение”.
Функциональный подход, возможно, отвечал запросам XIX века, однако он оказывается неработающим в современном праве, что связано главным образом с возрастающей коммерциализацией некоммерческих организаций.
Некоммерческие организации в состоянии играть значительную роль в развитии и становлении цивилизованной структуры цифрового рынка, выступая в качестве организаторов товарного обращения.
“Цель организаторов торгового оборота не в совершении сделок, а в создании условий и возможностей для совершения торговых операций другими участниками торгового оборота. Эти организации являются коммерческими по своей роли в структуре рынка, по своему торговому предназначению и некоммерческими по своей природе и организационно-правовой форме, так как они создаются не для извлечения прибыли, а для формирования условий для реализации товара другими субъектами”.
В нашем видении правоспособность операторов цифровых платформ предполагается целевой, допускающей их участие лишь в определенном круге правоотношений, а следовательно, на их роль действительно подходят некоммерческие организации, цель ограниченного участия которых в торговом обороте может и должна сводиться к созданию условий для совершения сделок пользователями цифровых платформ.
Данная деятельность отличается от коммерческой деятельности, связанной с куплей-продажей товара и оказанием услуг ради извлечения прибыли. Иными словами, по формальному признаку операторы цифровых платформ не преследуют цель получения прибыли, а по функциональному признаку они являются организаторами предпринимательского (в том числе коммерческого) оборота.
Основными аргументами, подтверждающими статус операторов цифровых платформ как некоммерческих организаций, являются следующие.
- Операторы цифровых платформ должны иметь специальную правоспособность, что вытекает из самой сути их бизнеса, направленного на оптимизацию сетевого эффекта, и как следствие, на организацию и регулирование торговли. Занятие торговой, торгово-посреднической и иной деятельностью, не связанной с основной, отрицательно влияет на сетевой эффект, а значит, не соответствует целям и задачам платформизации.
- По тем же причинам операторы цифровых платформ не могут и не должны участвовать в деятельности пользователей. Любое нарушение нейтралитета сделало бы невозможным их участие в разрешении конфликтов между пользователями в роли независимого арбитра, что в свою очередь могло бы отрицательно сказаться на сетевом эффекте, не принося ничего взамен.
- Одним из способов формирования имущества операторов цифровых платформ является внесение пользователями (или отдельными группами пользователей) отчислений в виде процентов с продаж или целевых взносов.
П. 3 ст. 50 ГК РФ содержит закрытый перечень организационно-правовых форм, в которых могут и должны создаваться некоммерческие организации. Выбор конкретной организационно-правовой формы остается, естественно, за самими операторами платформ и его обсуждение выходит за рамки настоящего исследования. Скажем лишь, что на первый взгляд речь может идти об ассоциациях (союзах), учреждениях или автономных некоммерческих организациях.
Можно выделить два основных признака некоммерческих организаций: наличие у них основной цели деятельности, не связанной с извлечением прибыли, и неспособность распределять полученную прибыль между участниками (учредителями). По данным критериям цифровые платформы, как посредники, целью которых является обеспечение посредством технологической площадки прямого взаимодействия и осуществления трансакций между субъектами правоотношений, могут и должны создаваться в виде некоммерческих организаций.
Среди наиболее распространенных ошибок в отношении некоммерческих организаций особое место занимает их восприятие как неких благотворительных обществ, суть которых составляют альтруизм и подвижничество. Данный подход не соответствует действительности; некоммерческие организации – не богадельни, и с благотворительностью в большинстве случаев не имеют ничего общего. Различия между коммерческой и некоммерческой организациями лежат в плоскости ограничения правоспособности и распределения прибыли. “За весь рассматриваемый период изучения и становления современного института НКО они прошли долгий путь – от сугубо теоретической конструкции до обеспечивающих жизнеспособность экономики элементов. В последнем качестве, как об организаторах торговли, о них начали говорить сравнительно недавно. Такому активному развитию в последние годы НКО в большей степени обязаны именно их роли в экономической сфере”.
По нашему мнению, использование некоммерческих организаций в сфере правового регулирования цифровых платформ полезно для всех участников рынка, включая регулирующие органы, пользователей и операторов. Подобный подход позволит без лишних издержек для гражданского оборота и для государства достичь при помощи рыночных механизмов равновесия, при котором, с одной стороны, платформы будут осуществлять в принципе любую хозяйственную – как предпринимательскую, так и иную не запрещенную законом экономическую – деятельность, а с другой стороны, реализуя подвижнические устремления, будут в состоянии привлекать все новых потенциальных пользователей.
Вне всякого сомнения распределение прибыли не является единственным способом монетизации для операторов цифровых платформ, в то время как их регистрация в качестве некоммерческих организаций позволит решить многие вопросы, а главное – сохранить нейтралитет, и как результат – доверие по отношению к ним со стороны всех сторон, взаимодействующих при помощи создаваемых и управляемых ими сложных, многофункциональных и многоуровневых структур.
В этой связи вспоминаются слова Д.И. Степанова, сказанные им еще пятнадцать лет назад:
“С развитием в зарубежной доктрине права и науке администрирования концепции корпоративного управления по модели доли влияния [stakeholder theory] существенно изменились представления об экономической основе юридического лица. С точки зрения указанной концепции корпоративное управление юридическим лицом (вне зависимости от его типа) осуществляется не только в пользу отдельной группы лиц, которым данная организация принадлежит в экономическом смысле слова, т.е. участникам, обладающим тем или иным набором прав по отношению к юридическому лицу, но при управлении организацией в не меньшей степени учитываются также интересы других лиц, с которыми данная корпорация связана и которые тем самым могут оказывать на нее влияние. Круг таких лиц, которые являются держателями некого актива влияния на организацию, может быть чрезвычайно широким, в него могут входить наемные работники, кредиторы, потребители и коммерсанты из местного для данной фирмы сообщества, а в более широком плане также любые группы влияния, которые так или иначе оказывают воздействие на юридическое лицо. При подобном понимании бенефициаров, в интересах которых осуществляется корпоративное управление, внутренняя структура юридического лица может строиться не по модели корпорации (акционерного или иного хозяйственного общества), может избираться организационно-правовая форма, наиболее учитывающая интересы конкретной группы влияния, позиция которой имеет критическое значение для осуществления определенного вида хозяйственной деятельности.
…
Таким образом, в известных областях экономики имущественный капитал может иметь меньшее значение, чем человеческие ресурсы, иными словами, ценность человеческого капитала [human capital] может перевешивать ценность денежного капитала [money capital]”.
Подобно биржам, рынкам и ярмаркам, цифровые платформы выступают площадками для зарабатывания денег их пользователями, а не формой ведения бизнеса. Использование организационно-правовой формы некоммерческих организаций позволило бы учесть интересы пользователей, которые заключаются в соблюдении политики невмешательства и нейтралитета цифровых платформ, интересы государства, которые сводятся к соблюдению конфиденциальности и целесообразному использованию накопленной информации, а также интересы самих операторов, которые заключаются в поддержке экономической и профессиональной монополии на данном рынке.
“Игнорирование роли НКО как организаторов торговли и регуляторов экономических процессов может привести к возврату междоусобных войн коммерческих компаний в одной отрасли и невозможности найти общий качественный стандарт в экономической сфере. Функциональное назначение НКО – организаторов торгового оборота сводится к созданию условий для нормального функционирования коммерческих организаций, фасилитированию эффективного развития экономики”.
Критерий нераспределения прибыли исключает возможность для формализации контроля над цифровыми платформами со стороны их операторов и владельцев и последующей передачи такого контроля лицам, не участвующим в деятельности платформ. При этом, как отмечает С.И. Степанов, “лица, которые своим личным трудовым участием вовлечены в деятельность, приносящую прибыль, в данном случае это работники НКО, способствующие генерированию новых денежных поступлений для НКО, получают часть прибыли подобной организации, причем не посредством распределения прибыли по модели дивидендных выплат (распределение идет не среди участников (учредителей), создавших НКО), а путем выплаты конкретным физическим лицам известной компенсации за трудовую деятельность либо за оказанные услуги, которые оказывались контрагентам НКО от имени самой НКО усилиями ее работников. Тем самым если в коммерциализированной НКО и есть некий аналог распределения прибыли, то подобное распределение, не нарушая указанного выше требования недопустимости распределения прибыли между участниками НКО, является распределением между работниками НКО и прочими лицами, своим личным участием способствовавшими получению такой прибыли, при этом подобное распределение осуществляется путем выплаты компенсации, схожей с заработной платой по трудовому договору, т.е. является компенсацией за ранее осуществленную деятельность. Названная компенсация не коррелирует ни со статусом участника НКО, ни с влиянием на дела НКО (например, с правом голоса – для НКО, основанных на членстве, на величине пожертвования – для благотворительных НКО, аккумулирующих и перераспределяющих средства), наконец, ни с фактом участия в создании такой организации – ни один из указанных моментов, имеющих значение для коммерческих организаций при распределении и фиксации корпоративного контроля, участия в распределении прибыли, применительно к НКО не срабатывает. Соответственно, как только определенное лицо утрачивает связь с НКО либо доля участия такого лица в генерировании денежных потоков НКО сокращается, доля прибыли, получаемая подобным физическим лицом в виде компенсации за трудовую деятельность или оказываемые услуги, сокращается, а возможно, и вовсе сходит на нет.
Наконец, личностный момент, отражающийся в распределении прибыли фактически только среди работников и управленцев НКО – всех тех, кто участвует в развитии коммерциализированной деятельности конкретной НКО, – проявляется также в ином аспекте: будучи сугубо личным, подобное участие не может отчуждаться или переходить по наследству к правопреемникам.
…
Словом, запрет на распределение прибыли должен коррелировать лишь со статусом участника (учредителя) НКО: от одного факта создания НКО или принадлежности к составу участников (членов) подобной организации соответствующее лицо не вправе притязать на получение или получать какие-либо выплаты от НКО”
Предлагаемый подход к нормированию деятельности операторов цифровых платформ позволяет устранить многие практические проблемы и сократить издержки правового регулирования как для государства, так и для участников гражданского оборота.
По вполне объяснимым причинам львиная доля соглашений, заключаемых цифровыми платформами и с их помощью, попадают под определение публичного договора, сформулированном в статье 426 ГК РФ.
В этой связи небезынтересно остановиться на положениях п. 1 ст. 426 ГК РФ, в соответствии с которым публичным договором признается договор, заключенный лицом, осуществляющим предпринимательскую или иную приносящую доход деятельность. Следует отметить, что в предыдущей редакции субъектом регулирования признавались только коммерческие организации, в то время как на сегодняшний день действие закона распространяется на любое лицо, в том числе и на некоммерческую организацию, осуществляющую приносящую доход деятельность.
По нашему мнению, внесенные поправки демонстрируют эволюционирование правовой политики в сторону либерального экономического подхода к некоммерческим организациям.
17. Национальные цифровые платформы
Правовое регулирование деятельности операторов цифровых платформ – процесс в значительной степени новый, строящийся с учетом “багажа”, унаследованного от СССР, в период существования которого многие вопросы даже не возникали, в частности, в силу фактического отсутствия конкуренции. Несмотря на то, что в течение последних 30 лет законодатель и различные регуляторы приложили немало усилий для актуализации нормативно-правовой базы, пробелы в законодательстве остаются весьма значительными. Скорейшее исправление ситуации необходимо для обеспечения развития цифровой экономики в целом и функционирования цифровых платформ, являющихся важнейшей ее частью, в особенности.
Россия – одна из немногих стран, где создана собственная поисковая система, на равных конкурирующая с Google. На уровне нашей страны отечественные рекламные онлайн платформы успешно конкурируют с их зарубежными глобальными аналогами.
В ряду отечественных торговых площадок и платформ электронной коммерции в первую очередь следует назвать Яндекс.Маркет – сервис, помогающий совершать покупки в интернете. Его месячная аудитория составляет более двадцати миллионов человек, охват – более двадцати тысяч магазинов.
Почта России запустила торговую площадку Почтамаркет, объединяющую сайт market.pochta.ru и торговлю через бумажные каталоги в сорока двух тысячах почтовых отделений. В потенциале эту площадку можно рассматривать как аналог Aliexpress.
Созданием национальных торговых площадок, в том числе трансграничных, занимаются такие компании, как Сбермаркет, Ozon и Wildberries. К большим торговым площадкам можно отнести и сервисы объявлений – Avito, Price.ru, torg@mail.ru.
Отдельно необходимо отметить онлайн-экспорт российских товаров за рубеж. Согласно данным совместного исследования Paypal и Data Insight, общий объем розничного онлайн-экспорта из России (использовались данные транзакций Paypal) в 2016 г. составил около двух миллиардов долларов США. По оценкам Российского экспортного центра, это около 2% от общего объема российского несырьевого, неэнергетического экспорта.
Как было отмечено, отечественная поисковая система Яндекс успешно конкурирует с Google как на национальном, так и на глобальном уровнях. Их доли в России примерно одинаковы и время от времени меняются относительно друг друга. Другие отечественные поисковые системы охватывают незначительную долю рынка, в частности у mail.ru всего 2,52%.
Основной рекламной платформой в России, в силу рыночного положения компании Яндекс, является «Яндекс.Директ». Также стоит упомянуть такие отечественные рекламные системы, как «Реклама Вконтакте» и myTarget. Они позволяют размещать рекламу в крупнейших социальных сетях страны (ВКонтакте, Одноклассники), в медиапроектах Mail.Ru Group и рекламной сети myTarget.
В настоящее время в России нет государственной программы поддержки развития онлайн платформ, аналогичной программам в рамках европейской стратегии формирования Digital Single Market. Вместе с тем, перечень отраслей и рынков российской экономики, в которых используются национальные и локализованные цифровые платформы и сервисы, довольно широк. Это прежде всего предметные области, где имеет место интенсивное взаимодействие с потребителем (физическим лицом), а степень влияния и контроля со стороны государства минимальна – такси, туризм, купля-продажа и аренда недвижимости, торговля, дополнительное образование и т. д. На острие использования цифровых платформ и сервисов также находятся сферы дистрибуции видео и игрового контента.
В России используются цифровые платформы – агрегаторы такси (Uber, Gett, Яндекс.Такси), платформы поиска попутчиков для совместных поездок (beepcar.ru, blablacar.ru, ridesharing24.ru), онлайн платформы для грузоперевозок (vezetvsem.ru, icandeliver.ru, ati.ru). Также имеются многочисленные транспортные агрегаторы (например, transport.orgp.spb.ru), которые могут предоставлять персонализированную транспортную информацию зарегистрированным пользователям.
В сфере логистики сформировались онлайн сообщества специалистов (например, logist.ru с предложениями логистических компаний), сайты и порталы крупных транспортных компаний (например, dellin.ru) c персонализированными услугами для зарегистрированных пользователей, а также логистические агрегаторы (например, Яндекс.Доставка).
Сектор торговых площадок в российском сегменте интернета развит достаточно хорошо. Среди онлайн-платформ есть уже упомянутый Яндекс.Марект, а также B2B-Center. В области электронной коммерции есть местные лидеры: OZON, Wildberries, Lamoda. В сфере страховых и финансовых услуг есть порталы или агрегаторы, которые позволяют сравнивать и заказывать различные финансовые или страховые услуги, например: banki.ru; banker.ru в финансовом секторе; cherehapa.ru, каско.ru, sravni.ru и т. д. в страховом секторе.
Туризм является одним из самых представленных направлений в Рунете. Существует отечественная система бронирования билетов «Сирена», есть билетные интеграторы (например, tutu.ru), агрегаторы туров (например, Яндекс.Путешествия), системы бронирования (например, Островок, Триваго).
В настоящее время сектор недвижимости широко представлен в отечественных платформах (например, сервисы объявлений о продаже/аренде cian.ru, domofond.ru и поисковые системы типа reality.mail.ru).
В сфере ремонта и строительства используются онлайн сервисы типа profi.ru, youdo.ru для поиска рабочих для ремонта/стройки, порталы для поиска строительных материалов и подрядчиков (например, stroyportal.ru, gvozdik.ru).
Онлайн-порталы для сельского хозяйства представляют собой чаще всего доски объявлений (например, rynok-apk.ru, fermer.ru, agroserver.ru).
Индустрия свободного времени (театры, кино, музеи, концерты) в онлайн платформах представлена афишами (например, afisha.ru) и агрегаторами билетов (например, parter.ru, ticketland.ru).
Представляется, что несмотря на широкий спектр рынков, на которых функционируют цифровые платформы, единое правовое регулирование их деятельности возможно и желательно. Мы считаем, что независимо от точки приложения конкретного платформенного решения, во главе угла должен стоять принцип нейтралитета, и как следствие – целевая правоспособность операторов цифровых платформ.
Следует помнить, что правовое регулирование рынка товаров и услуг, на котором используется та или иная платформа, не связано с правовым регулированием вспомогательной роли платформы как таковой.
Выводы, сделанные ранее, позволяют утверждать со всей очевидностью, что операторы цифровых платформ выступают в роли организаторов торгового оборота, и государство должно сделать все от него зависящее, чтобы не допустить их превращения в его непосредственных участников.
Следует помнить решающую роль, которую цифровые платформы играют в процессе сбора, анализа и использования всех видов данных. Не случайно в Докладе Организации Объединенных Наций говорится:
“Быстрое укрепление доминирующего положения этих крупнейших цифровых гигантов на рынке объясняется рядом факторов. Первый фактор связан с сетевым эффектом (т.е. чем больше пользователей платформы, тем больше ее ценность для всех). Второй фактор касается способности платформ извлекать, контролировать и анализировать данные. Как и в случае с сетевым эффектом, увеличение числа пользователей означает увеличение объема данных, что в свою очередь позволяет обогнать потенциальных конкурентов и воспользоваться преимуществами первопроходца. Третий фактор заключается в том, что, как только платформа начинает наращивать масштабы и предлагать различные комплексные услуги, издержки пользователей, связанные с переходом на других провайдеров услуг, начнут возрастать”.
Не будет преувеличением сказать, что данные стали новым экономическим ресурсом, необходимым для создания стоимости и извлечения выгоды. Способность контролировать и обрабатывать данные имеет стратегически важное значение, поскольку это позволяет превратить их в “цифровой интеллект”.
Из всего вышесказанного авторы Доклада делают вывод, полностью соответствующий текущим реалиям:
“В технологиях нет детерминистического начала. Они являются источником как возможностей, так и проблем. В этой связи задача правительств заключается в том, чтобы в тесном сотрудничестве с другими заинтересованными сторонами сформировать цифровую экономику, установив “правила игры”.
18. Заключение
Правовое регулирование инфраструктурных сетей, как прежде, так и сегодня, невозможно без осознания их непосредственной причастности к сфере общественного интереса. Люди, которые управляли такими сетями в прошлые столетия, в полной мере осознавали как эту взаимосвязь, так и вытекающую из нее необходимость контроля со стороны государственных органов.
В знаковом решении 1876 года, вынесенном по одному из первых дел, касавшихся правового регулирования сетевой индустрии (Munn v. Illinois), Верховный Суд США сформулировал принцип, который стал основополагающим по обе стороны Атлантики:
“Property does become clothed with a public interest when used in a manner to make it of public consequence and affect the community at large. When, therefore, one devotes his property to a use in which the public has an interest, he, in effect, grants to the public an interest in that use, and must submit to be controlled by the public for the common good, to the extent of the interest he has thus created. He may withdraw his grant by discontinuing the use; but, so long as he maintains the use, he must submit to the control“.
С экономической точки зрения ясно, что сетевой эффект невозможен без большого количества пользователей. Этим и объясняется стремление цифровых платформ к расширению своего охвата, ведь чем шире аудитория, тем выше ценность самой платформы. Так рассуждали не только современные игроки, но и гиганты прошлого – электрические, телефонные, медиа и железнодорожные компании.
Разница между ними состоит лишь в том, что в доцифровую эпоху лидеры сетевого рынка осознавали, что они могут лишиться своего бизнеса без сотрудничества с государством и без его поддержки, как это произошло с рокфеллеровской Standart Oil, фактически экспроприированной в 1911 году. Пришло время поставить и современных цифровых магнатов перед непростым выбором: национализация или контроль.
Цифровые платформы и экосистемы, в которые они объединяются, занимают слишком важное место в современной экономике, чтобы допустить отношение к ним как к обычным коммерческим предприятиям со стороны общества и государства.
Ключевую роль, помимо того факта, что цифровые платформы являются инфраструктурными проектами, играет и колоссальный объем информации, которым они располагают и который обрабатывается с помощью не до конца изученных и мало кому доступных алгоритмов машинного обучения.
Пользователи цифровых платформ одновременно являются гражданами своих государств, в задачи которых входит защита их гражданских прав и свобод с одной стороны, и обеспечение общественной безопасности, с другой. Неконтролируемая передача огромных массивов персональных данных в распоряжение частных коммерческих структур усложнила бы реализацию государством своих функций, и в конце концов сделало ее невозможной. В том числе и поэтому платформенный нейтралитет, положенный в основу цифрового рынка, должен неукоснительно контролироваться государственными структурами во избежание нарушения прав граждан и злоупотребления властью со стороны платформ.
Конечно, в словосочетании “цифровой рынок” словом-маркером было и остается слово “рынок”, то есть совокупность экономических отношений, базирующихся на регулярных обменных операциях между поставщиками и потребителями. Цифровым платформам на этом рынке уготована важная и почетная роль – роль организаторов и регуляторов, но не непосредственных участников торговли. Именно поэтому организационно-правовая форма некоммерческих организаций как нельзя лучше соответствует их реальной деятельности.
Как было показано, некоммерческая организация в двадцать первом веке – это не синоним подвижничества и альтруизма, а лишь вспомогательная структура, не распределяющая прибыль, а потому и не ставящая во главу угла предпринимательскую деятельность. Цифровые платформы должны стать такими структурами по форме и по сути.
У описанного положения вещей есть и оборотная, не менее важная сторона. Не являясь участниками обмена товарами и услугами, цифровые платформы не могут и не должны нести какую-либо ответственность за действия сторон в отношениях друг с другом. Их обязанность сводится лишь к тому, чтобы честно и беспристрастно организовать торговлю, предоставив всем участникам оборота необходимую информацию. Ситуации, возникающие в процессе заключения или исполнения договоров должны оставаться вне зоны контроля, и как следствие – вне зоны ответственности платформ.
Необходимо учитывать, что помимо контроля государство должно защищать и поощрять цифровые платформы, которые, вне всякого сомнения, являются путеводной нитью и будущим современной экономики. Следует помнить, что платформы позволяют непрофессиональным участникам рынка поставлять товары и услуги, которые в прошлом были уделом исключительно профессиональных поставщиков. Игнорировать цифровую революцию, которая совершается на наших глазах – недальновидно и опасно как для национальных государств, так и для общества в целом.
Представляется, что с превращением платформ в некоммерческие организации необходимость завоевания рынка любой ценой отпадет сама собой, государственное регулирование будет воспринято с пониманием, а цифровой рынок сделает значительный шаг вперед. Таким образом, закрепление за цифровыми платформами статуса организаторов торгового оборота и, как следствие, некоммерческих организаций, сможет обеспечить рост и совершенствование экономики нашей страны.
19. Библиографический список
- Абросимова Е.А. Некоммерческие организации в экономике: проблемы правового регулирования // X Ежегодные научные чтения памяти профессора С.Н. Братуся. Журнал российского права. 2016. № 1. С. 9 – 13.
- Абросимова Е.А. Становление и развитие института организаторов торгового оборота в России // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2012. №1.
- Абросимова Е.А. Торговый оборот и специальные субъекты коммерческого права // Коммерческое право: актуальные проблемы и перспективы развития: сборник статей к юбилею Б. И. Пугинского. М., 2011. С. 50–60.
- Абросимова Е.А., Музафаров Э.Э., Севеева К.В. Эволюция доктринальных подходов к определению правовой природы некоммерческих организаций // Гражданское право. № 3 (2021) С. 3 – 8.
- Абросимова Е.А., Сойфер Т.В., Милославская Д.И. // Налогообложение и освобождение от уплаты налогов. Правовое положение некоммерческих организаций по германскому и российскому праву. М. Инфотропик Медиа 2018. С. 87-95.
- Абросимова, Е. А. Организаторы торгового оборота : учебник для бакалавриата и магистратуры / Е. А. Абросимова. — 2-е изд., перераб. и доп.
- Анализ текущего состояния цифровой экономики России. М.: Институт развития информационного общества, 2018. – 166 с. С. 59 – 61.
- Аюшеева И. З. Гражданско-правовые сообщества в условиях экономики совместного потребления // Актуальные проблемы российского права. –2020. — № 6. — С. 95–104.
- Беловинский Л.В. Энциклопедический словарь российской жизни и истории: XVIII – начало XX в. М., 2003.
- Бидуэлл Дж. Это прорыв! 100 уроков бизнес-инноваций. М.: Альпина Паблишер, 2019.
- Веселов Ю. В. Доверие в цифровом обществе // Вестник СПбГУ. Социология. – 2020. – Т. 13. – Вып. 2. – С. 129–143.
- Винер Ф.А. Биржа. М., 2010.
- Габов А.В. Правовое регулирование краудфандинга в России: учеб. пособие. Белгород: ИД “БелГУ” НИУ “БелГУ”, 2020. С. 18-19.
- Габов А.В. Цифровая платформа как новое правовое явление // Пермский юридический альманах. 2021. № 4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tsifrovaya-platforma-kak-novoe-pravovoe-yavlenie (дата обращения: 13.05.2022).
- Гелисханов И.З. Цифровые платформы: институциональный аспект // Ломоносовские чтения – 2018: сб. матер. ежегод. науч. конф. Севастополь, 2018. С. 148-149.
- Гелисханов И.З., Юдина Т.Н., Бабкин А.В. Цифровые платформы в экономике: сущность, модели, тенденции развития // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Экономические науки. Том 11, № 6, 2018. С. 22-36.
- Гражданское право, учебник в 4-х томах//под ред. Е.А. Суханова. М. Статут 2019.
- Доклад о цифровой экономике 2019. Создание стоимости и получение выгод; последствия для развивающихся стран. Организация Объединенных наций, 2019 год.
URL: https://unctad.org/system/files/official-document/der2019_overview_ru.pdf (дата обращения 09.05.2022). - Долинская В.В. Организационно-правовые формы хозяйствования: система и новеллы // X ежегодные научные чтения памяти профессора С.Н. Братуся. Журнал российского права № 1. 2016. С. 13 – 22.
- Имаева Г.Р., Сушко Е.Ю., Гильдебрандт И.А., Спиридонова Л.В., Аймалетдинов Т.А. Вклад цифровых платформ в развитие креативных индустрий и поддержку креативного предпринимательства // Москва: Издательство НАФИ, 2021. – 84 с.
- Козлова Н.В. Понятие и сущность юридического лица, М., 2003.
- Концепция федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2014–2020 годы, утв. распоряжением Правительства РФ от 8 мая 2013 г. № 760-р.
- Корпоративное право, учебный курс // под ред. И.С. Шиткиной М. Статут 2017.
- Крысанова Н.В. К вопросу о правосубъектности и правовом развитии искусственного интеллекта. (Обзор). // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 4, Государство и право: Реферативный журнал. 2021. № 1. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/k-voprosu-o-pravosubektnosti-i-pravovom-razvitii-iskusstvennogo-intellekta (дата обращения: 09.05.2022).
- Лаптев В.А. Понятие искусственного интеллекта и юридическая ответственность за его работу // Право: Журнал Высшей школы экономики. – 2019. – № 2. – С. 79–102. С. 98.
- Мельничук М.А., Ченцова Д.В. Гражданско-правовая ответственность искусственного интеллекта // Закон и право. – 2020. – № 6. – С. 66–68. С. 67.
- Основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2018 года, утв. председателем Правительства РФ 31 января 2013 г., а также указанные направления в новой редакции, утв. председателем Правительства РФ 14 мая 2015 г. № 2914п-П13.
- Основные направления реализации цифровой повестки Европейского экономического союза до 2025 года, утв. решением Высшего Евразийского экономического совета от 11 октября 2017 г. № 12.
- Программа “Цифровая экономика Российской Федерации”, утв. распоряжением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2017 г. № 1632-р.
- Программа фундаментальных научных исследований государственных академий наук на 2013–2020 годы, утв. распоряжением Правительства РФ от 3 декабря 2012 г. № 2237-р.
- Пугинский Б.И. Коммерческое право России. М., 2003. С. 74.
- Пугинский Б.И. Теория и практика договорного регулирования. М., 2008. С. 100.
- Сойфер Т.В. Деятельность некоммерческих организаций: реалии и перспективы // Современное право. 2011. № 8. С. 68 – 72.
- Сойфер Т.В. Цифровое доверие в сфере коллективного использования товаров и услуг (sharing economy): правовые аспекты // Legal Bulletin. 2021. № 3. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tsifrovoe-doverie-v-sfere-kollektivnogo-ispolzovaniya-tovarov-i-uslug-sharing-economy-pravovye-aspekty (дата обращения: 12.05.2022).
- Степанов Д.И. В поисках критерия разграничения юридических лиц на два типа и принципа обособления некоммерческих организаций //Вестник гражданского права № 3. 2007. Т. 7. С. 13 – 60.
- Стратегия развития медицинской науки в Российской Федерации на период до 2025 года, утв. распоряжением Правительства РФ от 28 декабря 2012 г. № 2580-р;
- Стратегия социально-экономического развития Центрального федерального округа до 2020 года, утв. распоряжением Правительства РФ от 6 сентября 2011 г. № 1540-р;
- Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. Пер. с англ. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. — 730 с.
- Цифровая экономика: проблемы правового регулирования: монография // отв. ред. В.В. Зайцев, О.А. Серова. М. КНОРУС, 2019.
- Шершеневич Ф.А. Учебник торгового права. М., 1994.
- Barlow, J.P. (1996). Declaration of the Independence of Cyberspace. https://www.eff.org/cyberspace-independence (дата обращения 07.05.2022).
- Chesterman S. Artificial intelligence and the limits of legal personality // International and comparative law quarterly. – Сambridge, 2020. – Vol. 69, N 4.– P. 819–844.
- Conseil National du Numérique (2015). Ambition numérique: Pour une politique française et européenne de la transition numérique.
См. https://www.entreprises.gouv.fr/files/files/directions_services/secteurs-professionnels/economie-numerique/CNNum–rapport-ambition-numerique.pdf
(дата обращения: 07.05.2022). - Frenehard T. Building Digital Trust: What Does It Really Mean? URL: https://blogs.sap.com/2019/10/08/building-digital-trust-what-does-it-really-mean/ (дата обращения: 12.05.2022).
- Geliskhanov I.Z., Yudina T.N. Digital platform: A new economic institution // Quality – Access to Success. 2018. Vol. 19, no. S2. P. 20 – 26.
- Gillespie T. The Politics of “Platforms” // New Media & Society. 2010. Vol. 12. Issue 3. Р. 347-364.
- Henry Hansmann, Reforming Nonprofit Corporation Law, 129 U. Pa. L. Rev. 497, 501-4, 553-99 (1981);
- Henry Hansmann, The Evolving Law of Nonprofit Organizations: Do Current Trends Make Good Policy, 39 Case W. Res. L. Rev. 807 (1988–89);
- Henry Hansmann, The Role of Nonprofit Enterprise, 89 Yale L. J. 835, 838-39, 873-9 (1980);
- Howard L. Oleck, Nature of Nonprofit Organizations in 1979, 10 U. Tol. L. Rev. 962, 975 (1979).
- Munn v. Illinois, 94 U.S. 113, (1876).
- Note, Developments in the Law: Nonprofit Corporations, 105 Harv. L. Rev. 1578, 1582 (1992);
- O’Neil, C. (2016). Weapons of Math Destruction: How big data increases inequality and threatens democracy. Broadway Books, New York.
- Opinion no. 2014– 2 of the French Digital Council on platform neutrality, May 2014, см. https://ec.europa.eu/futurium/en/system/files/ged/platformneutrality_va.pdf (дата обращения: 07.05.2022).
- Rieke, A., Bogen, M., & Robinson, D. (2017). Public Scrutiny of Automated Decisions: Early Lessons and Emerging Methods, An Upturn and Omidyar Network Report, p. 9
- Susan Rose-Ackerman, Altruism, Nonprofits, and Economic Theory, 34 J. Econ. Lit. 701, 715-6 (1996).